В Москве высадился театрально-цирковой десант из Франции: «Оратория Аурелии» В. Сергунин VIII Международный театральный фестиваль им.А.П.Чехова имеет ту отличительную особенность, что в представленных работах доминирует цирковое искусство. В самом расширительном его понимании. Инициатором идеи и почетным гостем выступила Франция с обширной программой театрально-цирковых постановок в жанре, который создатели упорно аттестуют как «Nouveau Сirque» – Новый цирк. Тема «новизны» была осмыслена автором на позапрошлогоднем примере Д.Ф.Паски. Повторяться нет смысла. Куда интересней обратиться к сути и попытаться понять природу столь широкого публичного признания, сопровождающего французские театрально-цирковые опыты и творческие фантазии. С подчёркнутым интересом ожидался приезд на Фестиваль внучки великого Чарльза Спенсера Чаплина – Аурелии Тьере-Чаплин. Она выступила в заглавной роли спектакля «Оратория Аурелии». Придумала концепцию и осуществила постановку, мать актрисы – Виктория Тьере-Чаплин. Полагаю, было бы не корректным начинать с вариаций на тему о природе, отдыхающей на детях гениев. Уж не говоря о внуках. Не тот случай, слава Богу! – «Мой спектакль – это смешение театра и цирка. Это смешение искусств. Там нет диалогов, нет никакого текста, но при этом есть театральное действо и, конечно, цирковые трюки. Для меня большая честь участвовать с этим спектаклем в фестивале, который носит имя великого русского писателя Чехова, к тому же на его родине. Для всей нашей семьи было очень приятно получить приглашение». В спектакле заняты двое: Женщина и Мужчина. В роли Мужчины выступает пуэрториканский танцовщик Джейми Мартинес. Как-то резко бросается в глаза такая, отнюдь не мелочь в дуэте, как несоразмерность фигур, дисгармония физических данных исполнителей.

. При всей своей танцевальной выучке, «школьности» и специфически «балетной пластике», Джейми Мартинес, увы, как бы это сказать, «мелковат» что ли для Аурелии. Слишком, если так можно выразиться, «заученно-отрепетирован», тогда как Аурелия – являет на сцене саму искренность, непосредственность. Герои пьесы заняты поисками. Она – в поисках… самой себя. Он – ищет встречи с Ней. Они то встречаются, то расстаются, то находят друг друга. И снова теряют… Как-то совсем уж внятно описать, что происходит на сцене, едва ли возможно. Попробуйте описать вкус имбирного мороженного? … Чтобы как-то выйти из положения, надо мысленно поделить спектакль на составляющие: режиссура, актёры, реквизит, свет, музыка, сценография, трюки, пластика… Воздействие же спектакля заключается в абсолютной нерасчленимости всех его элементов. Перед нами не традиционный репертуарный, реалистический театр. Но это и не авангардное, какое-нибудь дизайнерское шоу, в котором самоценны картинка, спецэфекты или технологические новации. В театре, о котором речь, значима попытка, вернее, сам процесс театрального эксперимента и результаты поиска, конечно. Здесь главное – искренность эмоций, сиюминутный контакт с залом, чувственная память и поэтическое воображение, возникающее по обе стороны рампы. «Аурелия» - спектакль камерный, доверительный, рассчитанный на неспешное со-размышление зала. … Сцена задрапирована в чёрные сукна и обрамлена тёмно-красным бархатом. Посредине – старый комод. Из трёх его выдвигающихся ящиков, то здесь, то там, высовываются руки, ноги, голова героини… Руки из верхнего ящика зажигают свечу и ставят её наверх комода. Голова героини появляется в среднем ящике и… выпивает, предложенный руками из нижнего ящика, бокал вина… Начинают происходить странные вещи. На первый взгляд бессвязные. Темп сценического действия нарастает.

. Симпатичная женщина мечется среди малосимпатичных вещей. За ней, в буквальном смысле, тянется красный шлейф. Она бегает от одной кулисы к другой – шлейф следует за ней. Мелькающий калейдоскоп оживающих метафор. Неожиданно одна из кулис превращается в полотнище, на котором женщина качается как в гамаке, фиксируя незамысловатые гимнастические «висы» и позы. Полотнища раскачиваются, поднимаются-опускаются, трансформируясь в корд де парель и корд де волан. Аурелия на время «преображается» в гимнастку, уверенно исполняя, в общем-то, тривиальные, с точки зрения классического цирка, связки и комбинации. Но принятые «условия игры» режиссёра-постановщика, нарастающий темп, разнообразие пластического рисунка, актёрское обаяние и темперамент актрисы, заставляют неотрывно следить за тем, что же дальше произойдёт. По ходу замечу, что от актрисы и постановки в целом не ждёшь какого-то невероятного уровня циркового (трюкового) мастерства. Спектакль, с первого же мгновения, предстаёт философской, даже мистической, с полунамёками и недосказанностями, таинственной загадкой – игрой ума и воображения, что называется. Как уже сказано, сюжет в постановке отсутствует. Есть разве что фабула – нескончаемое кружево стремительно мелькающих событий. Детально продуманное чередование остроумных «корючек» и трюков. Каждое событие-трюк – читается как зашифрованная метафора, чуть ли не притча, алогизм, разрешаемый, как и положено в таких случаях, парадоксальным образом. Музыка задаёт общий ритм действию, создавая таинственную сценическую атмосферу, аккомпанируя настроению героев. Меланхоличные органные переливы сменяется страстным танго, переходящим в чувственный шансон… Мир, в котором живут и действуют персонажи, призрачен и условен. Этот мир причудливо выдуман и фантастичен. Вещи и предметы, окружающие героев, как будто небрежно-случайны: ширма, комод, пальто, вешалка, халат, пиджак… Режиссёрская фантазия «оживляет» и «структурирует» этот хаотичный мир вещей и предметов, превращая их в знаки и художественные жесты. Это позволяет обнаружить конфликт человека с его «непослушным» пальто, явить «танец-трансформацию с пиджаком», «поспорить» с собственной тенью, а в кукольном театре-«вертепе» зрителю и куклам… поменяться ролями.

. «Оратория Аурелии» – спектакль о Женщине, непредсказуемо зависимой от множества обстоятельств и вещей – пространстве и во времени. Не случайно одним из образов-лейтмотивов спектакля становятся часы. Время в спектакле словно бы исполняет собственную «пьесу». Разбуженная звонком будильника, Аурелия заученным жестом бьёт по нему ладонью. Рядом возникает другой будильник – иной конфигурации, размера и тональности. Следом – третий… и, наконец, седьмой. Поочерёдно ударяя по каждому из семи будильников, Аурелия, - как все наверняка догадались, - «цитирует» фрагмент классического циркового номера «музыкальной эксцентрики». Ближе к финалу героиня демонстрирует иллюзионный трюк «исчезновение». Аурелия распахивает накидку, представ перед публикой в виде… песочных часов. Песок быстро перетекает из одной чаши в другую и… Аурелия «исчезает», превратившись в горстку песка на дне нижней чаши песочных часов. Метафора, с заметной горечью фатализма, понятна: суетны и тщетны наши усилия. Всё в этой жизни – тлен и бренность земного бытия. Но постановщик не спешит поставить точку на откровенно апокалиптической ноте. Герой вытаскивает на сцену ящик комода, над которым «колдует» и «медитирует», перемешивая всякий хлам, вещи и одежду Аурелии с горсткой песка, что от неё осталась после «исчезновения». И «фокус» удаётся! Аурелия «оживает», как ни в чём не бывало, «закольцовывая» финал действия с началом, когда героиня, как мы помним, появилась из ящика комода. Смещение музыкального акцента и нарастающий ритм часов предвещают финал-апофеоз. В глубине сцены возникает круглый столик с рельсами по краю и бегущему по ним трогательно пыхтящему паровозику – символу времени. Аурелия, в подобающем моменту торжественном наряде подходит к столику и на миг задерживает ход паровозика. Чётким движением вынимает секцию стола, встаёт в освободившийся сегмент и возвращает конструкцию в исходное положение. После чего паровозик продолжает свой ход по замкнутому кругу, проезжая сквозь Аурелию…, как сквозь туннель! Трижды! Метафора финала неоднозначна. Человек не властен над временем – один из возможных вариантов. Другой – время, пронизывающее существование человека, оставляет ему призрачный шанс распорядиться отрезком собственной судьбы – жизнью. И разве этого мало?! В поисках ответов на вопросы, зачем, откуда и, главное, как сделана «Аурелия», стоит вспомнить ранние работы известного советского литературоведа, критика, историка культуры и… тонкого ценителя и популяризатора цирка, В.Б.Шкловского. Наряду со многим прочим, В.Б.Шкловскому принадлежит авторство крылатого выражения-понятия «гамбургский счет». (1928г.) «Целью всякого искусства, - считал В.Б.Шкловский, - является обновленное переживание бытия. В этом состоит его эстетический эффект». Свой фундаментальный тезис В.Б.Шкловский сформулировал так: «Для того чтобы вернуть ощущение жизни, почувствовать вещи, для того, чтобы делать камень каменным, существует то, что называется искусством. Целью искусства является дать ощущение вещи как видение, а не как узнавание; приемом искусства является прием «остранения» вещей и прием затрудненной формы, увеличивающий трудность и долготу восприятия, так как воспринимательный процесс в искусстве самоцелен и должен быть продлен; искусство есть способ пережить деланье вещи, а сделанное в искусстве неважно». С этим высказыванием не обязательно соглашаться, но многое после Шкловского видишь по-иному. Может показаться, что в след Сальери, Шкловский устремляется «поверить алгеброй гармонию». Но, как показывает современная театральная практика, Шкловский по природе своей был и остаётся Моцартом. В процитированном высказывании В.Б.Шкловского содержится ключ к пониманию творческого метода, который – в интуитивной, разумеется, форме – так или иначе, послужил основой для конструирования «Аурелии». Показывая на сцене вполне банальные и давно знакомые вещи с неожиданной стороны, с их, так сказать, «изнанки», режиссёр заставляет зрителей заново переживать то, что бессознательно, «автоматически» принято было считать привычным, незыблемым, скучным. Преодолевая «автоматизм» бытия, в традиционный театральный контент вносятся существенные коррективы. Опускается слово и сам сюжет повествования, смещается ракурс, привносятся наиболее яркие и доступные исполнителям отдельные цирковые средства выразительности, ускоряется ритм действия, усложняется пластический рисунок ролей и т. д. и т. п. Иначе говоря, собираясь на «Ораторию Аурелии», следует понимать, что имеешь дело с творческой театральной лабораторией, где с увлечением показывают актуальные, весьма созвучные времени постмодернизма театральные опыты и эксперименты. Знатоки и ценители аутентичного цирка, скорее всего, будут разочарованы уровнем профессионального мастерства исполнителей. Но спектакль не на них рассчитан! Точнее, не столько и не только на них! Целевая аудитория подобных зрелищ – знатоки и ценители театра, изысканно-утончённая и рефлексирующая часть образованных, интеллигентских слоёв общества. На Западе таковых принято называть интеллектуалами. На спектакле, который довелось посмотреть, зал был, хотя и не «битком», но, тем не менее, практически полон. Как показал Фестиваль, «Аурелия» – модная, изящная и востребованная вещица. Своего рода, европейский, а, пожалуй, и мировой театральный «Арт-хаус», объединяющий спектакли, нацеленные на своеобразный художественный поиск, оригинальность и новаторство. Оратория Аурелии» длится всего 75 минут и идёт без антракта. Не утомительное удовлетворение любопытства.