Цирк любят все! Любят цирк за силу, ловкость, за торжество человеческого тела, за то, наконец, что в цирке видишь, каким красивым человеком может стать каждый. Трудно отдать пред­почтение какому-либо цирковому жанру. В самом деле, кто скажет, что акробат лучше жонглера, а гим­наст хуже дрессировщика? Но все сойдутся на том, что нет ни­чего заразительнее циркового смеха. Конечно, средний гимнаст лучше посредственного клоуна, вероятно потому, что нет ничего нестерпимее навязчивого остроумия. Но клоунада — самое люби­мое народом зрелище, она народна не только по своему адресу, но и по самой природе: в ней мудрость проявляет себя как смех. Тодор Козаров не смешит публику, он смеется вместе с ней. Но ведь и публика смеется не над «Тошкой», а вместе с ним. И как не засмеяться навстречу могучей, белозубой улыбке, озорным глазам, лицу, освобожденному от белил и румян, от ги­перболических черт и деталей! Вместе с традиционным клоунским гримом Козаров отбрасы­вает и освященный временем клоунский фальцет. Его смех чело­вечен и по интонации и по существу, он сердечен и чист, как дет­ская непосредственность. Козаров не делает смеха. Поймите меня правильно — я не сомневаюсь, что за каждой репризой у Коза-рова стоит масса труда, самой разнообразной работы — от созда­ния репризы, которую, как правило, сочиняет он сам, до осна­щения ее всеми элементами цирка. Сын известного циркового мастера Василия Козарова, Тодор вышел на арену в четырехлетнем возрасте и за двадцать лет ра­боты освоил все жанры цирка. Как хороший коверный, он от­личный пародист, а значит, и мастер на все руки. Но трудовой пот Козарова остается за кулисами, на манеже у него все само делается без труда, легко и свободно. Конечно, он, как и всякий клоун, «мешает», «путает», «сбивается» сам, сбивая других,— другими словами, идет за традицией. Однако он идет и впереди нее и тем, что «очеловечивается», и тем, что стремится к ансамблю. Недаром в нашей беседе Тодор Ко­заров подчеркивал то, что болгарские артисты, как и многие дру­гие зарубежные мастера, учатся у советского цирка чувству ан­самбля, целостности циркового зрелища, идейно-тематической целеустремленности. Козаров гастролировал в группе акробатов по зарубежным циркам капиталистических стран. Он видел немало интересных номеров, но он не встречал нигде циркового спектакля, основан­ного на центростремительной силе коллективизма. Наоборот, всю­ду центробежная система жестокой конкуренции, «выбивания из седла», отчужденность, презрение к человеку.

. Когда брат Козаро­ва, отличный гимнаст, оступился на манеже и вынужден был всего лишь день-другой работать не в полную силу, директор цир­ка тотчас же порвал с ним контракт. Пример взят вовсе не для того, чтобы лишний раз обнажить природу капиталистических отношений. Хочется лишь подчерк­нуть, что в подобной атмосфере не может быть места ни чувству ансамбля, ни радости содружества. А Козаров радуется. . . Вот он пародирует баланс на бутылке. Это очень смешно, но у Козарова это еще и «рекламно» по отношению к тому, кого он пародирует: здорово делал все эти шутки предыдущий товарищ — большой артист! Но не боги горш­ки обжигают — глядите, как и у меня получается, право же, на «большой палец»! Какая радость, как приятно, когда получается, когда все спо­рится! И Козаров, одержимый восторгом, идет колесом по мане­жу, лишь на мгновение задерживаясь в перекатах на голове. От­личная акробатика! С того момента когда, выхваченный лучом прожектора, он вбегает — симпатичный, веселый, озорной — и кричит: «Здрав­ствуйте, товарищи! Маэстро, музыку, пожалуйста!» — и до фи­нального антраша Тодор Козаров живет в каскаде веселых шуток, забавных «подначек», озорных выходок, «неуклюжих» попыток и ловких свершений. У него еще немало старого и заимствованного из арсенала классической клоунады, лишенного неожиданности и открытий. Кому еще нужно учиться и учиться, он это знает. Он не оболь­щается успехом, хочет большего. Сама возможность расти и со­вершенствоваться безмерно его радует, как радует его теплый прием советского зрителя. Да и не может не радовать потому, что его поиски человечно­сти, заразительной простоты, ликующего содружества сродни гу­манистическому характеру советского цирка, который первым прокладывает пути новой клоунады с ее неподдельным обаянием здорового и жизнерадостного интеллекта. М. Л е в и н Журнал «Советский цирк» октябрь 1957 г.

.