О Чунцинском цирке нам рассказывает его художественный руководитель Ду Шао-и. Мы сидим в одной из артистических Зеленого театра. Нас окружает тот гул, тот кажущийся беспорядок, который, предшествуя началу представления, скрывает в себе тщательно на­лаженную организацию. Мне легко расспрашивать Ду Шао-и, потому что я уже очарован мастерством артистов, и, когда художественный руководитель назы­вает фамилии, они связываются у меня с людьми на сцене, и людей этих я переношу в привычную им и знакомую мне обстановку их род­ного Чунцина на далеком юго-западе Китая. До 1949 года там, на юго-западе, было 8 маленьких цирковых групп, кочевавших с места на место. После освобождения Китая они объединились, а в 1951 го­ду начал свое существование нынешний Чунцинский цирк. В него во­шли старые артисты, научившиеся своему искусству от отцов и де­дов, в него вошло и молодое поколение, впервые подготовленное в училище, открывшемся в 1954 году при Чунцинском цирке. Ян Лю, «Мы учились не так»,— улыбается Ду Шао-и. Увлеченный беседой, я только сейчас замечаю, что у Ду Шао-и подкрашены губы и, значит, он не только художественный руководитель, но и артист, ждущий своего выхода. Нет, я не задерживаю его, он еще успеет рассказать о том, как крестьянский мальчик в 15 лет решил стать цирковым артистом. Его уверяли, что начинать в эти годы слишком поздно, но страсть к цирку влекла его и, наконец, он давно уже сам был кормильцем семьи и хозяином своих поступков: отец умер, когда Ду Шао-и было всего шесть лет. Где только не побывал он, в каких номерах не участвовал за три десятилетия с тех пор, как начал выступать на арене в Чанша. Гимнастика на ремнях, жонгли­рование, акробатика, прыжки сквозь кольца. Держа по три тарелки в каждой руке, он проскальзывал сквозь два затянутых бумагой кольца, внутри первого из которых торчали ножи, второе же было окружено пламенем. Ду Шао-и прислушивается к музыке. «Вы можете посмотреть этот номер, только без ножей и огня». Три красных обруча, один на другом, стоят на сцене. Трое юношей в такт музыке стремительно и мягко пролетают сквозь них, летя одновременно друг другу навстречу. Поражает пластичность, которая не раз восхитит нас в дру­гих номерах. Она воспитывается в китайском цирковом артисте с первых шагов его обучения.

. Юноши исполняют старинный номер, но в нем чувствуется свежесть, молодость обновленного искусства. принадлежащего народу. Это ощущение молодости искусства приходит к вам уже тогда, когда раздвигается занавес и под звон бубенцов, под бой бараба­нов, под звуки труб выбегают в красочных костюмах артисты с дву­мя знаменосцами впереди, когда в руках знаменосцев распластываются, заняв полсцены, красные полотнища, и над ними и под ни­ми летают девушки и юноши, и вам трудно уловить, кто стремитель­нее. И ленты, упругие, как пружины. начинается. Это настоящий китайский цирк, и его не спутать ни с каким другим. Здесь национальное своеобразие и в разноцветных и в то же время скромных костюмах, и в спокойной, полной благожелательного юмора и непринужденной вежливости манере исполнения. Гимнасты на ремнях — один из самых своеобразных номеров. Их четверо мужчин во главе с Ян Цуй-ином и девушка Ян Мэй-хао. Наверху над ремнями висит красный купол с колокольчиками. Артис­ты под этим куполом работают так просто, спокойно и чисто, словно не мягкие, податливые ремни у них в руках, словно все эти слож­нейшие фигуры делаются ими на жесткой основе. Особенно превос­ходен момент, ремню вниз и точно фиксируют остановку, над самым полом повиснув параллельно сцене. Недаром шумно приветствует их зал Игра с волчками, исполняют Ма Шэн-хуа и Лю И если не столь замечательно по редкости мастерства искусное выступление девушек с обыкновенными волчками, которых так мно­го продается на китайских базарах, особенно в весенний праздник, и которые в маленьких руках гудят как скрипки и ведут себя как жи­вые существа, то и это выступление, потребовавшее от артисток мно­го терпения и труда, своей естественной и легкой игрой порадовало нас, как радует милая улыбка. Нас увлекает эта естественность и безошибочная, мы бы сказали, даже неизбежная точность и в жонглировании с большой тяжелой вазой, гладкая твердая поверхность которой с заботливой нежностью опускается на ничем не защищенную голову артиста; и в стойках на четырех стульях, каким-то чудом держащихся в вышине один на краю другого; и в акробатических упражнениях девушки, ногами своей партнерши подбрасываемой вверх и поворачивающей­ся в воздухе на 360 градусов; и в немыслимых фигурах велосипе­дистов, поднимающих велосипед на дыбы и кружащихся несчетное число раз на одном колесе, а потом, как нам кажется, уже и не­известно на чем и завершающих свой номер пирамидой из девяти человек, мчащихся на одной машине; и наконец, в удивительной по искусству и смелости работе гимнастов с шестом, который дер­жит на голове уже знакомый нам Ду Шао-и. Обаятелен танец, воспроизводящий игру молодой героини ки­тайской классической драмы. Вся разница лишь в том, что здесь все происходит на проволоке. Артистка Лю Цуй-ин повторяет жесты тра­диционного театра. Скользя по проволоке, она делает движения сначала с двумя мечами, а затем с лентами. Кажется, что она плывет по воздуху в нарисованном изгибами лент облаке, что это с нее написаны знаменитые фрески Дуньхуанских пещер.

. Если вы зададитесь вопросом, почему не просто интересно вам это зрелище человеческой силы и ловкости, почему чувствуете вы себя не только зрителем, но даже и непосредственным участником представления, вы найдете ответ на этот вопрос в поведении артистов, в их любезном, дружеском внимании и к вам, и к своим то­варищам по сцене. Вы аплодируете прыжку акробатки Лю Сяо-лин и видите, как любовно смотрит на нее с пола подбросившая ее для прыжка Хэ Тянь-чун. Здесь ничто не делается «на публику», но все «для публики». Это добрый цирк. И говорить о нем можно еще много, рассказав о фокуснике Чжан Шао-лане, дары которого со сцены уносят двенадцать чело­век, о том же Чжан Шао-лане — звукоподражателе, который вмес­те со своим восемнадцатилетним учеником Ван Чжэн-ганом уже ра­нее выступавшим с вазами, создает иллюзию рассвета, оживленной деревенской улицы и рождает чудное, веселое настроение в зрительном зале, то есть на всей этой огромной территории Зеленого театра под синим ночным небом. Кстати, юмор — особенность не только Чжан Шао-ланя, он присущ здесь всем, и тем, о ком мы уже говорили, и еще не упомянутой нами с изящной небрежностью жонглирующей ногами Цюань Лянь-ди, и, конечно, очень трогатель­ному молодому клоуну Хуан Яо-цзуну, остроумному и всегда знаю­щему чувство меры. Мы будем несправедливы, если не скажем и о том, что костю­мы, радующие наш глаз своими красками и изяществом, сделаны самими артистами, что им же принадлежит и грим и вообще все оформление спектакля, будем несправедливы, если не скажем, как хорош Юн-сю. Но, спросят нас читатели, а также и артисты, о которых мы пи­шем, неужели в представлении нет недостатков? И мы задумаемся над тем, считать ли недостатком непривычную для нашего зрителя некоторую затянутость номеров, как бы излишнее обилие трюков в одном номере? быть, недостаток? хорошо. Спасибо!» Мы можем лишь повторить эти слова, обратив их ко всем ар­тистам цирка. Л. Эйдлин Журнал «Советский цирк» январь.1960 г