Берлин, Лейпциг, Дрезден Сентябрь и октябрь месяцы в Германской Демократической Республике — это месяцы активных гастролей цирков по горо­дам и селам страны. И мне не везло: в какой бы город я ни приезжал, меня встреча­ли на афишных столбах яркие плакаты цирков «Буш», «Барлей», «Аэрос», но здания цирков пустовали. Отыграв положенное число пред­ставлений, артисты и звери погружались в вагоны и перебазирова­лись в новый город. Так было в Берлине, так было в Магдебурге, в Лейпциге и в Дрездене. И вдруг в маленьком городке Кведлинбурге, на рыночной пло­щади у статуи Роланда — покровителя торговли, сверкнула на солн­це серебряная гладиатора. Ура! — здесь цирк. Но я ошибся. Это был всего-навсего продавец универсальной пасты для выведения пятен. А сверкающая серебряная каска с ро­гами — это традиция города, это средство рекламы, которая, надо сказать, без. Нет, в этом городе не застал я цирка, и только рычащие с плака­тов львы цирка «Барлей» продолжали дразнить мое любопытство. Из зверей в городе только кошки. Их было множество. В Квед­линбурге жителей, тысяч. В очаровательном, полном сказочной романтики Вернигороде, где улицы и дома напоминают наивную театральную деко­рацию, я гонялся за элегантным мужчиной во фраке и в цилиндре с лестницей в руках, полагая, что это уличный артист-эквилибрист на лестнице, но он оказался обыкновенным вернигородским трубочис­том в будничной спецодежде. В Лейпциге я все же попал в цирк «Аэрос». На афише смешная пара молодых людей, он и она, и название представления: «Двое из нашего ревю». вестибюлем, котором помещаются кассы и рекламные витрины лейпцигских магази­нов. В небольшом фойе — буфеты и маленький, освещенный зелено­ватым светом аквариум с рыбами. Меня встретил небольшого рос­та улыбающийся человек, чем-то озабоченный, все время куда-то торопящийся, как будто он что-то не успел сделать. Это главный режиссер цирка Эрих Клёзэль.

. Мы прошли во двор цирка и подня­лись по ступенькам в небольшой белый вагончик, в котором поме­щается контора и режиссерское управление. Здесь Клёзэль рассказал мне, что летом и осенью цирк «Аэрос» разъезжает по республике, а в помещении цирка в это время обыч­но варьете, т. д. Сегодняшний спектакль состоит из выступлений артистов цирка и мюзик-холла, объединенных интермедиями, которые разыгрывают немецкие комедийные артисты Улла Пёниш и Ули Браунс. Тексты интермедий Браучсом. — Вы извините меня, геноссе Поляков, но я должен идти на сцену: спектакля. Мы выходим во двор, и я обращаю внимание на автомобиль с парижским номером. Это машина французского артиста Лу Ван Бур­га, который вместе со своей супругой только что приехал в ней из отеля. Клёзэль убежал за кулисы, а я знакомлюсь с Лу Ван Бургом. Внешне это типичный герой-любовник из французских фильмов. Бе­лозубый, с чуть хитроватым взглядом, стройный, элегантный, будто сошедший с рекламы зубной пасты. Но вот мы разговорились, и с его лица исчезла плакатность, по­явились улыбка, задумчивость, непринужденность. Лу Ваи Бург — голландец, он родился в Гааге, но его первый де­бют исполнителя жанровых и танцевальных песенок состоялся в Па­риже после войны в театре «Олимпия». С тех пор он много пел в оперетте, выступал в различных французских ревю и в кабаре, а в 1950 году состоялось его первое большое турне по многим странам Европы в качестве партнера знаменитой Жозефины Беккер. Он по­бывал в Рио-де-Жанейро, в Монтевидео, в Канаде. Нас оглушает третий звонок, и я бегу в зал. Это обычный круглый зал цирка, но на месте манежа размещены кресла партера, а на месте форганга сооружена сцена с занавесом. Она здесь существует и во время цирковых спектаклей, только тогда кресла с манежа уби­раются и ставится барьер. Звучит увертюра.

. Ее исполняет ритмический аэрооркестр под управлением композитора Пауля Генрих. Открывается занавес. На сцене — часть улицы возле здания цирка. Двое молодоженов сидят на скамеечке. Это артисты Улла Пёниш и Ули Брауне. Появляющийся сторож приглашает их в цирк. Это — маленький пролог спектакля. А дальше начинается показ номеров, перемежающихся сценками в исполнении Пёниш и Браунса. Конферансье как таковой отсутствует. Его функции, по традиции западных варьете, выполняет девушка, вы­носящая щиток, на котором написана фамилия выступающего ар­тиста. В этой роли выступает Ютта Вихваг. Выступает венгерский жонглер Жоэ Кэлли, которого мы видели в Москве и в Ленинграде, выступает еще один наш знакомый — «мод­ный оберкельнер» Клаус Беккерс, балансирующий на семи фарфо­ровых чашках и исполняющий блестящие трюки на моноцикле. Мы видели его в московском ЦПКиО во время гастролей артистов цир­ка ГДР. Интересно работают артист Риксо Блок — баланс на свобод­но стоящей лестнице, эквилибристы на вращающейся мельнице 4 Жанеллис, темпераментные эксцентрические танцоры Терри и Томми Эбенс. Но особо хочется рассказать о двух номерах. И первый из них — это «Трио Виллардс с Дэззи — сумасшедшим матросом». Виллардс — популярные голландские артисты из Роттердама. Як Виллардс — отец, Кони — дочь и сын — Дэззи. Вот они выходят на сцену с аккордеонами в руках, в белых де­ревянных башмаках, в национальных костюмах.

. Удивительно мажор­но звучат их песенки. Нельзя сказать, что они обладают певчески­ми голосами, но веселость артистов, бодрость быстро перебрасываются в зрительный зал. И вот, на секунду исчезнув, артисты вновь появляются на сцене. Як Виллардс в белоснежном кителе капитана, Дэззи — в костюме матроса и Конни в одеянии мюзикхолльной дивы. Сумасшедший матрос Дэззи — вполне нормальный человек, но музыка, песня, очаровательной, сумасшедшим. Он играет на кларнете в таком темпе, он совершает в танце такие па и прыжки, что нормальный человек, конечно, на это не способен. Для Дэззи не существует невозможного. Пол для него — ледяной каток, воздух, кажется, держит его во время прыжков. А уж это вообще невероятно! Вы посмотрите, вот он закончил сложную мелодию на кларнете, и у него вылетел изо рта белый мячик. Он поймал его ртом и продолжает играть мелодию. В кульминационный момент он отнял кларнет от губ, и мячик полетел изо рта в противоположную стену сцены, ударился об нее, отскочил и попал обратно в рот. Этот молодой голландский артист своей мягкой манерой ис­полнения, юмором, задорной веселостью, умением блестяще двигаться, да и просто своим лицом является почти точной копией покойного артиста нашего цирка блестящего эксцент­рика Маслюкова. сходство! Номер заканчивается музыкальным трио на электроаккордео­нах. Они звучат, как оркестр. Душой номера является Дэззи Вил­лардс, ярким украшением номера — обаятельная Конни, а поста­новщиком — отец семьи Як Виллардс, отдавший сорок лет своей жизни сцене. Однако я увлекся описанием этого номера, а нужно еще расска­зать и о Лу Ван Бурге. Это — исполнитель песенок в жанре Ив Монтана. Но справедли­вость требует заметить, что в этом жанре он сумел найти свой собст­венный путь. У Лу Ван Бурга небольшой, но приятного тембра го­лос, в его исполнении много лукавого юмора, а иногда появляется и довольно острая сатиричность. Он очень музыкален, много и хорошо двигается, легко танцует, смешно пародирует. Но не это отлича­ет его от артистов этого жанра. Лу Ван Бург поет и разговаривает. Он конферирует свои песни, легко находит контакт с публикой, рас­сказывая иронически содержание своих песенок, попутно вставляя какой-нибудь анекдот, и так незаметно переходит от разговора к песенке, от песенки к разговору. Говорит по-французски и по-немец­ки, по-голландски и по-английски. и Ули Браунс? Они разыгрывают сатирические сценки на городские бытовые темы. Вот такая сценка: продавец вывешивает в магазине плакат: «К каждому столу — свежую рыбу!» Муж и жена приходят в магазин. Дайте нам, пожалуйста, свежую рыбу. Продавец выкладывает на прилавок консервы: печень в томате, печень в соусе, печень еще в чем-то. Свежую! — кричит жена. Пожалуйста. Что вы кричите? И продавец кидает на прилавок рыбу. Заверните ее. Не во что, — отвечает продавец. Ах, не во что?! Тогда дайте нам жалобную книгу! Нехотя продавец подает книгу жалоб. — Спасибо, — говорит покупатель, жалобной книги, заворачивает в него рыбу и уходит. «мхэты». Пёниш и Браунс — характерные комедийные актеры. Их сценки сатиричны и злободневны. В Дрездене в цирке шапито идет ледяное ревю «Сияющие звез­ды золотой Праги». Это тот самый «Жених на льду», которого мы ви­дели в Москве в исполнении чехословацкого ледяного ревю осенью прошлого года. проливной дождь. Общий вид цирка «Аэрос» зимой, когда в нем даются цирковые представления (Фото Гейнца Мюллера) Особо смелые зрители снимали обувь и переправлялись в цирк бо­сиком. За кулисами — море. Артисты, ожидающие выхода оживлен­но вспоминали свои выступления в Советском Союзе, своих москов­ских знакомых, замечательный лед Лужников и говорили о том, как им хочется снова побывать в Москве. За это время они много вы­ступали в ГДР, в Югославии, их мастерство окрепло и спектакль за­метно улучшился. Редактор журнала «Артистик» Майя Лопата. У такого редактора вряд ли может быть скучный журнал. С редактором берлинского журнала «Артистик» Майей Лопатта мы встретились в помещении издательства «Кунст унд Гезельшафт», одна из стен которого выходит во французский сектор Берлина. Это очень молодой редактор, но редактор серьезный, много знаю­щий, любящий свое дело авторитетом. Но, когда видишь ее, это никогда не придет в голову, так она молода, так весела, так шутлива. Впрочем, вероятно, именно эти свойства и сделали ее редактором журнала, посвященного Цирку, варьете, кабаре. От нее я узнал, что в огромном помещении бер­линского Фридрихштадтпаласа—театра, руководимого Готфридом Германном, только что закончились совместные чехословацко-немецкие спектакли ревю «Золотая Прага» с участием Гелены Лоубаловой, а сейчас идет премьера ревю « , !» («Добрый вечер, Париж!»), посвященного сегодняшнему Парижу. В этом ревю, написанном по идее Готфрида Германна и им же поставленном, принимают участие французская актриса Линда Глориа, балет театра и ГДР. Возле освещенного подъезда театра я увидел молодых людей, ожидавших выхода из театра артисток балетного ансамбля — «герлс». Да, это были не любители искусства танца. В ярких клетча­тых пиджаках, в ультракоротких и суперузких брючках, с дегенера­тивно подстриженными волосами, они стояли, напевая «Калипсо». Это были берлинские стиляги. Ночью я встретил двух юношей из этой кампании в баре. Они пили коктейль и танцевали фокстрот только им ведомым способом. Один из них танцевал с девицей, которая намазала губы белой по­мадой и была похожа на танцующую смерть. Пожилой артист кинематографа сказал мне, указывая на эту пару: — Поклонники рок-н-ролла... Вот на таких очень рассчитывают в Западном Берлине. Но я отвлекся. Ведь я начал рассказывать о встрече с Майей Лопатта в издательстве. Мы прошли с ней оттуда в ее непосредст­венную редакцию на Ораниенбургерштрассе. В маленьком уютном кабинете много фотографий, цирковых плакатов, журналов. Мы го­ворили о немецком цирке и о цирке советском, к которому здесь в ГДР проявляют огромный интерес. Коснулись и жанра клоунады. Сегодня в Берлине идут споры о том, какими должны быть клоуна­ды, нужны ли носы и парики. Есть сторонники и противники. Но са­мое грустное, что нет хороших клоунов. Видимо, если бы таковые были, то им простили бы одинаково и присутствие и отсутствие клееных носов париков. Совсем немного времени пробыл я в Германской Демократиче­ской Республике. Но и в этот короткий промежуток времени, встре­чаясь с артистами, режиссерами и критиками, работающими в цирке и варьете, беседуя с ними, смотря их спектакли, бродя в антрактах по фойе и ловя реплики зрителей, я чувствовал одно: люди с ужасом вспоминают черные дни войны и жадно хотят мира. В Советском Сою­зе они видят своего друга и понима­ют, что эта дружба — залог мира и счастья. Конечно, есть люди, которые это­го мнения не разделяют. Они приходят, а чаще приезжают на ма­шинах в демократический Берлин из американского, английского и фран­цузского секторов, они появляются в партере цирков и варьете и пре­зрительно отзываются о программах. Об этих господах отлично гово­рится в спектаклях берлинского политического кабаре «Дистель», и дружный смех зала является им луч­шим ответом, который слышен сегод­ня во всех секторах большого Бер­лина. Советские зрители видели работу но­мера Кодона в фильме «Варьете» с участием известного немецкого ки­ноартиста Эмиля Яннингса, где они дублировали артистов, исполнявших в картине роли воздушных гимнастов. Популярность Кодона была настолько велика, что им был посвящен ряд фильмов, в том числе создан­ный уже после смерти всех участников труппы художественно-биографический фильм, повествующий о личной жизни и судьбе этих артистов. Фильм демонстриро­вался в СССР под названием «Воздушные акробаты». Номер Кодона в нем дублиро­вали немецкие воздушные гимнасты, рабо­тающие в цирках под псевдонимом «3 Шерлос». , описы­вающих работу номера Кодона, явствует, что артисты поражали исключительной художественной четкостью и филигранной отработкой трюков. Альфредо Кодона — вольтижер — в совершенстве владел своим телом и поэтому мог создавать определен­ный рисунок исполняемых в полете трюков. То ли поворот головы, то ли движение кор­пуса, рук, ног — все в работе Кодона про­изводило впечатление отточенности и со­вершенства. Даже тройное сальто с трапе­ции к ловитору исполнялось им с абсолют­ной уверенностью и четкостью. «Трудно передать захватывающий эффект этого по­истине выдающегося полета», — свидетельствует один из очевидцев, в прошлом так­же воздушный гимнаст. В репертуар Кодона входили следую­щие выдающиеся трюки: двойное сальто в руки и обратно полтора пируэта на трапе­цию; двойное переднее сальто с живота и обратно — бланш-сальто; пируэт-сальто в руки и два с половиной пируэта обратно (трюк, который никто не исполнял) и, нако­нец, тройное сальто в руки и полтора пиру­эта обратно. То, что Альфредо Кодона одновременно являлся и сальтоморталистом и пируэтистом, делало его непревзойденным полет­чиком. Вот что рассказывает о трио Кодона Рауль Монбар, бывший воздушный гимнаст, а впоследствии директор цирка, в очерке «Жизнь величайшего артиста всех времен» . Тетар. Чудесная история цир­ка, Париж, Сокол, Цирк, Берлин, Серж. История цирка, 1947; журналы «Эко» 1949 и 1951 г. и др. «Альфредо Кодона родился 7 октября 1893 г. в Гермозилло (Мексика). Сын извест­ных артистов, он начал свою карьеру с са­мого раннего детства в бродячем цирке своих родителей. Его отец Эдуарде Кодона в течение долгих лет был кумиром мексиканской публики. Изящество, легкость в перелетах с трапеции на трапецию (а ля Леотар) сде­лали его знаменитым. Его мать, Гортензия Кодона, также пользовалась большой попу­лярностью и была первой женщиной, кото­рой удалось добиться двойного сальто с трапеции на трапецию в руки ловитора. Четырех лет от роду Альфредо вместе с шестилетней сестрой Викторией, братом Лало и отцом работал в номере «икарийские игры». Позднее Альфредо оказался способным исполнять множество номеров различных жанров. Он — акробат, прыгун, турнист, очень сильный кольцевик. В возрасте вось­ми лет он в первый раз показывает дейст­вительно необычный номер — «простая тра­пеция». «Простая» — это только термин, так как номер состоял из очень трудных трю­ков, как, например, вис в сильном каче то на носках, то на пятках. Он был первым артистом, показывавшим этот номер в США, и в течение долгих лет являлся звездой цирка Барнума-Бейли. Десяти лет он вмес­те с братом Лало приступает к изучению великого искусства своего отца — летающей трапеции. Шестнадцати лет он пользуется славой одного из лучших сальтоморталистов. Легко и непринужденно он делает двойное сальто на землю. г. Альфредо и его брат Лало в первый раз показывают номер на летающей трапеции с ловитором. Номер «Летающие Кодона» дебютировал в цирке Вирта в Австралии, и скоро оба брата за­воевывают славу знаменитых гимнастов. Зимой 1919 г. в Шревепорте, в штате Луизиана, Альфредо и Лало после многих лет работы над трюком добиваются испол­нения тройного сальто. Впоследствии Аль­фредо так усовершенствовал этот трюк, что делал его с блестящим успехом из пред­ставления в представление. Благодаря ис­полнению этого трюка и многих других, на­пример два с половиной пируэта от лови-тора на трапецию (что, как известно, не уступает по трудности тройному сальто), Альфредо был признан первым полетчи­ком в мире. Титул короля королей воздуш­ной гимнастики следовал за ним во все сто­лицы мира. К трудности его трюков, к его великолепной природной элегантности сле­дует прибавить еще одну необычайную вещь — невероятную смелость, с которой он работал в десяти метрах над сеткой, шириною, едва достигавшей двух метров. «La cirgue dans I'univers» «La cirgue dans 1'univers» № 20. 1955. Очерк печатается с незначительными сокраще­ниями. . Нужно быть самому воздушником, чтобы понять, сколько в этом было заключено смелости и презрения к опасности. В 1926 г. «Летающие Кодона» впервые появляются в Париже. Успех, их огромен. В 1929 г. они снова возвращаются в Париж. Новый триумф. Между тем Альфредо женился на своей подруге детства Лилиан Ляйтцель, несрав­ненной воздушной гимнастке, не знающей себе равных. Это была единственная артист­ка в мире, во время исполнения номера ко­торой на огромной арене цирка братьев Ринглинг всему персоналу было строжайше запрещено производить малейшее движе­ние. В сезоне 1930 г. парижане имели воз­можность восхищаться в Зимнем цирке этими двумя воздушными номерами в од­ной программе, номерами, единственными в анналах истории цирка. По окончании контракта в Париже «Ле­тающие Кодона» объехали весь мир. В то время как берлинцы бежали в Винтергартен аплодировать Кодона, Лилиан Ляйтцель работала в Копенгагене. С этого момента начинается жизненная трагедия Альфредо Кодона. 15 февраля 1931 г. в Копенгагене в ре­зультате нелепого случая с аппаратурой — разрыва крючка — Лилиан Ляйтцель раз­билась. Альфредо был в отчаянии, казался неутешным. Но этого было как будто ма­ло — не прошло и года, как умерла его мать. В конце 1932 г. Альфредо вновь женит­ся — на своей партнерше мисс Вере Брус, наезднице Ринглинга, которую он пригласил в свой воздушный номер еще по совету Лилиан. Неумолимый рок вновь обрушивается на несчастного Альфредо. Высту­пая в цирке Ринглинга на Мэдисон-сквер Гарден в Нью-Йорке, он потерял темп во время ис­полнения тройного сальто. Неудачный при­ход к ловитору вызвал разрыв мускула пра­вой руки. С ним и раньше были подобные случаи, более или менее серьезные, но всякий раз они оканчивались благополуч­но. Однако на этот раз ни один из специа­листов не мог гарантировать выздоровле­ние. Карьера великолепнейшего гимнаста мира была окончена. Ему не было еще со­рока лет. Тот, кто знает, как притягательна жизнь артиста, поймет, как ужасен такой финал. Но этот страшный удар судьбы оказался не последним. Привыкший к работе, Аль­фредо не мог представить себе жизни без дела и тотчас же принял место артис­тического директора в цирке Гагенбека, а затем в цирке Тома Микс. Вскоре, неудовлетворенный этой рабо­той, он решает покинуть цирк навсегда, — пишет Р. Монбар, — не предвидя, какие по­следствия повлечет за собой это решение». Вера Брус — жена и партнерша Альфре­до — не мыслила дальнейшей жизни без цирка. На этой почве возникли тяжелые переживания, приведшие к разрыву, и Вера Брус добилась развода. Муж и жена встре­тились в приемной адвоката, ведшего их дело. Вероятно, разговор был чрезвычайно бурным, Альфредо «потерял голову, выхва­тил револьвер, выпустил четыре пули в Ве­ру Брус, а пятой покончил с собой. Это бы­ло 30 июля 1937 г. На другой день Вера Брус скончалась». «Я никогда не забуду восхищения и вол­нения, которые я чувствовал всякий раз, когда мне приходилось видеть работу Аль­фредо Кодона», — пишет в заключение Р. Монбар. Небезынтересна последующая судьба номера Кодона. После несчастного случая с Альфредо единственный оставшийся в жи­вых представитель семейства Кодона — ловитор Лало Кодона — подобрал новый со­став — широко известных воздушных гимна­стов Клейтона и мисс Розу Сюлливан в ка­честве вольтижеров. И на фасаде цирка Медрано вновь засверкали огромные, в че­ловеческий рост электрические буквы рек­ламы: «3 Кодона». Клейтон также исполнял тройное сальто, хотя, может быть, без эле­гантности, непринужденности и точности, присущих Альфредо. Лало же оставался непревзойденным ловитором. Но в новом составе всемирно известный номер просу­ществовал недолго. Во время работы в Париже в 1937 г, с Лало случилось то же несчастье, которое в свое время постигло Альфредо. Принимая Клейтона после трой­ного сальто, он повредил себе плечо, и его воздушной работе был положен конец. Он уехал в Калифорнию и занялся коммерче­скими делами. Небезынтересна последующая судьба номера Кодона. После несчастного случая с Альфредо единственный оставшийся в жи­вых представитель семейства Кодона — ловитор Лало Кодона — подобрал новый со­став — широко известных воздушных гимна­стов Клейтона и мисс Розу Сюлливан в ка­честве вольтижеров. И на фасаде цирка Медрано вновь засверкали огромные, в че­ловеческий рост электрические буквы рек­ламы: «3 Кодона». Клейтон также исполнял тройное сальто, хотя, может быть, без эле­гантности, непринужденности и точности, присущих Альфредо, Лало же оставался непревзойденным ловитором. Но в новом составе всемирно известный номер просу­ществовал недолго. Во время работы в Париже в 1937 г. с Лало случилось то же несчастье, которое в свое время постигло Альфредо. Принимая Клейтона после трой­ного сальто, он повредил себе плечо, и его воздушной работе был положен конец. Он уехал в Калифорнию и занялся коммерче­скими делами. Что касается Лилиан Ляйтцель, то она при жизни была прекрасной артисткой и очаровывала публику прежде всего своей женственностью привлекательностью. Ее работа на кольцах начиналась с подъ­ема по вертикальному свободному канату под купол цирка, где она выполняла ряд трюков. Затем — переход на кольца. В рас­качке на кольцах она исполняла выкруты (обороты) назад, завершая работу шпага­том с обрывом. Финальный трюк был сле­дующим: продев руку в петлю, подаваемую из-под купола, она делала выкруты с прямым корпусом на одной руке. И этих обо­ротов она делала сто! Альфредо Кодона, Лилиан Ляйтцель и Вера Брус похоронены вместе, в Калифор­нии. Посредине — памятник на могиле Аль­фредо, по бокам — могилы Лилиан Ляйт­цель и Веры Брус. 12 октября 1951 г. к ним присоединился неожиданно скончавшийся на пятьдесят пятом году жизни последний из партне­ров — бессменный участник этого легендар­ного номера, свидетель его славы и траге­дии — Лало Кодона. А. ВОЛОШИН Журнал «Советский цирк» январь.1959