Пожалуй, ни в одной области искусства не был так сложен, а порой и уродлив мастерству, в цирке. описание быта и жизни этого мира дано в замечательном романе Эдмона Гонкура «Братья Земгано». Не только младшее, но и среднее поколение артистов советского цирка лишь по литера­туре может узнавать о бродячих балаганах, вроде выведенного в романе цирка старика Бескапе, о жестоких нравах, господствовав­ших в крупнейших европейских цирках, су­ществующих там и поныне кабальных кон­трактах, трагедиях , пережитой юношами — героями романа. Помните знаменитые лондонские «Разва­лины», описанные Гонкуром? На пустыре, среди обломков разрушенных зданий, зава­ленных нечистотами, бутылочными осколка­ми, был «манеж» цирковых артистов, не имевших работы. «В темноте, царившей над руинами, среди остатков черных стен жут­ких очертаний, сквозь круговорот обрывков гнилых обоев, сорванных ветром, среди стад шныряющих ошалевших крыс, на всем этом сумрачном, туманном пространстве свет че­тырех сальных огарков, воткнутых в землю, смутно освещал кое-где, поверх колебле­мых бледных отсветов, очертания тел, ко­торые мирно прогуливались или взлетали в ночное небо...». Герои романа Джанни и Нелло «принесли сюда свои снаряды и све­чи; и, привязав маленькую трапецию к ко­сякам высокой двери дома, от которого остался один лишь фасад, они принялись работать, собирая вокруг себя восхищенных англичан». Вот эти-то «развалины» невольно вспом­нились, когда безоблачный день, после долгого перерыва, я увидел светлое, изящное, облицованное золотистой керами­кой новое здание Училища циркового искус­ства в Москве. Не знаю, ли сейчас в Лондоне или в других странах ка­питалистического Запада что-либо подобное «развалинам», но мне хорошо известно, что нигде в мире нет учебного заведения, по­добного московскому. Существует оно дав­но, училища, все, будет происходить в этих сте­нах. Собираясь говорить о воспитании акте­ра, думаю затронуть лишь одну, весьма не­маловажную сторону этого многогранного процесса — воспитание эстетическое. Не пре­тендуя на всеобъемлющее освещение прак­тики и задач, стоящих перед цирковым учи­лищем, хочется поделиться наблюдения­ми, мыслями, отнюдь не полагая за собой непогрешимости суждений. Итак, мы с вами в училище. Коллектив преподавателей и студентов переживает сложный период: идут экзамены, скоро вы­пуск, нужно помочь строителям быстрее за­вершить работы в новом здании. Часть но­вого «дома» уже заселена, но, как и при всяком переезде, к тому ж в недостроенное помещение, возникают дополнительные трудности. Все это так, но в преодолении трудностей коллектив обычно закаляется, сплачивается, люди проявляют лучшие сто­роны своего характера. Однако то, что я увидел и услышал в ГУЦИ, заставило на­сторожиться. В кабинет директора, опытного воспита­теля А. М. Волошина, врывается корена­стый, франтоватый юноша. Он возмущен, и «разговор» сразу начинается с крика.

. Ви­дите ли, его, выпускника, которому «сроч­но» нужно куда-то ехать проверить рекви­зит для своего номера, «заставляют» отра­ботать на стройке... два часа. Крайне грубо, не желая слушать резонных пояснений ди­ректора, юноша обвиняет в невнимании всех и вся. Его совсем не интересует, что вышли помочь строителям такие же, как и он, выпускники, ему уже нет никакого дела до интересов коллектива (и, как выясняется из разговора, это не первый у него случай отказа от общественных дел), он получил от училища все, что ему нужно, и чувствует себя самостоятельным человеком-артистом. Перепалка длится довольно долго, зна­чительно дольше, чем следовало бы вести подобный разговор. Мне явно не симпати­чен этот безвкусно одетый малый с кокет­ливыми усиками и перстнем на левой руке, бесцеремонный и самовлюбленный. — Мальчишка! — кричит ему потеряв­ший директор.— Иди работай! И это мне тоже не нравится. Возможно, молодой эквилибрист Лунего, так назвали мне сего «артиста», прекрасно овладел мастерством, талантлив, даже нескольких минут подобного «знакомства» достаточно, чтобы понять — из училища по­рой выходит в свет «брак». Стоит ли повторять, что артист совет­ского цирка должен быть, как и каждый наш труженик, красив во всем. Ведь он вместе со всем народом идет в «коммунистическое завтра». Более того, артист обя­зан средствами своего искусства не только услаждать, но и воспитывать зрителя, вы­зывать у него стремление к силе и ловкости, мужеству и красоте. Ведь на арене нашего цирка уже давно нет балаганных номеров, что шли на потребу низменным вкусам. Никто не колет на голове кирпичи, не де­монстрирует физических уродцев, не оскорб­ляет слуха пошлейшими репризами. Все это в прошлом. Но, видимо, еще многое предстоит сделать в той области воспитания, которую мы называем эстетической. Вот об этом мы и беседуем с руководи­телями училища. Абсолютно прав А. М. Волошин, когда считает проблему воспитания циркового артиста общим делом всех звень­ев системы Союзгосцирка.

. Воспитание буду­щего мастера арены в училище только на­чинается. Оно должно продолжаться и даль­ше. Разве можно считать окончательно сло­жившимся человеком двадцатилетнего юно­шу или девушку, покидающих учебное заве­дение? Конечно, нет! Однако на практике получается так, что закончивший учебу, при­ходя в цирк, чаще всего предоставляется самому себе, легко поддается нездоровому влиянию пережитков прошлого, порой быту­ющих за кулисами цирка. Я не хочу этим самым зачеркнуть воспитательную работу, проводимую училищем, но, чтобы успешно бороться с болезнями, люди смотрят в ми­кроскоп, не удовлетворяясь «общей карти­ной» явления. Известно, что в ГУЦИ студентам пре­подаются предметы, которые призваны обо­гатить их общую культуру, их духовный мир: уроки актерского мастерства, некото­рые сведения по истории театра и цирка, искусство танца, уроки музыкального воспи­тания и т. п. Формально — немало, а по существу? Вместе с заместителем директора по учебной части Н. Г. Оберовой мы идем на экзамен к студентам третьего курса. Про­веряется их знание русской и советской му­зыки. Включается радиола. Прослушав не­сколько отрывков из популярных произве­дений, студенты должны письменно отве­тить, что было исполнено. Затем каждый получает билет. Понятно, что во время экзамена ребята успевают пошептаться, «проконсультироваться». Созданное веками поколения в поколение, не в этом. Студент, рассказы­вающий довольно путано об опере «Борис Годунов», слышал ее только отрывками, в театре не был. Он оперу «проходил». В ос­новном подобным ограни­чивается знакомство сту­дентов с творчеством вы­дающихся композиторов. Редко театр, концерты, лек­ции.

. Вот и излагают они плохо Бородине, Дарго­мыжском Чайков­ском. А язык, которым все это рассказывается! «Отец Римского-Кор­сакова был где-то вице-губернатором, но его вы­гнали, исключили отту­да...». «Приходит мельник домой выпивши, значит, а там сапоги...». Разве не полезнее всей этой зубрежки проводить уроки музыкального воспитания, посещая коллективно театры, концерты, по­пулярные лекции, устраивать после таких посещений обсуждение, разбор. Причем разбирать следовало бы не по искусство­ведческим категориям, где на первое место выдвигаются социально-исторические проб­лемы и специфические тонкости, а стремить­ся почерпнуть из произведения те чувства и понятия, ради которых они создаются художником. В нынешнем виде уроки, как и экзамены, больше похожи на натаскива­ние ради отметки. Из беседы с Н. Г. Оберовой и с самими учащимися выясняется, что в течение года студенты не побывали ни в одном из музе­ев, ни на выставках. Не в почете и худо­жественная литература — читают ребята сравнительно мало. В стороне от вопросов воспитания комсомол, общественность. Встал и другой весьма серьезный вопрос: большинство преподавателей по специаль­ности, имея большой практический опыт, не имеют педагогического образования. Мож­но только приветствовать работающих в училище прекрасных мастеров цирка, но по­чему же никто не позаботится о том, что­бы люди, покинувшие арену и ставшие педагогами, могли приобрести необходимые для этого особые познания. Это сказы­вается отрицательно на всей системе вос­питания. Нельзя же подагогический процесс делить так: один готовит только акробата, а другой воспитывает в молодом акробате человека. Повышение общей культуры питомцев училища, забота об их духовном росте, мо­ральном облике требуют серьезного пере­смотра всей практики работы. Я был немало удивлен, когда услышал, что из пяти лекций, организованных для студентов в этом году, две были посвяще­ны импрессионизму. Тема «Импрессионизм в архитектуре» сама по себе очень любо­пытна, но разве не важнее было бы снача­ла прочесть лекцию, например, о традициях русской и советской театральной культуры, моральном облике, о воспитании художественного вкуса, искусстве одеваться, весьма полезном для будущего артиста. Думается, что такого рода беседы были бы весьма важны, так как многие студенты и студент­ки одеваются слишком кричаще, безвкусно, подражая худшим образцам западной мо­ды. ребят повальное увлечение перст­нями, усиками, сверхузкими брючками, у части девушек — косметикой. педагог-женщина, — сказала мне Н. Г. Оберова, — не носит краски, сту­дентки. Откуда же берется в училище этот дур­ной стиль? знаю, — откровенно моя собеседница. — Мы спе­циальное собрание с детьми артистов цир­ка, обучающихся у нас... Я не очень понял, почему эти студенты были удостоены специального разговора, мо­жет быть, через них проникает то, не са­мое лучшее, что сохранилось за кулисами большого цирка? Было бы неверным заключить из этой статьи, что все плохо в училище, что нет там людей, озабоченных недостатками. Мно­го думают об этом педагоги, думают и сами студенты, но, видимо, пора людям собрать­ся и поговорить по душам. Ведь еще большая ответственность за воспитание новой смены ложится теперь на училище: приходят на учебу малыши-пио­неры. Заботливое и вдумчивое отношение к вопросам эстетического воспитания буду­щих артистов цирка сейчас едва ли не са­мое главное во всей работе. Ю. ГАЛЬПЕРИН Набросок худ. И. БРУНИ