Белый клоун. Из воспоминаний о Д. С Альперове Дмитрий Сергеевич Альперов — автор интересной книги «На аре­не старого цирка» — был потомственным циркачом: его отец — попу­лярный рыжий клоун, дед — балаганщик. Родился Дмитрий Альперов в 1895 году и в течение почти полуве­ка не покидал манежа, исколесив всю нашу необъятную страну. Большая часть его творческой деятельности протекала в Москве. Он выступал в амплуа и рыжего и главным образом белого клоуна. Его партнерами по манежу были сначала клоун Макс (М. И. Федоров), потом Мишель (М. П. Калядин) и, наконец, Н. Л. Лавров. Отец и сын Альперовы работали в лучших традициях русского цирка, продолжая и развивая приемы политической сатиры братьев Анатолия и Владимира Дуровых. В особенности это направление клоунады плодотворно проявилось в работах Дмитрия Альперова уже в наше, советское время. Альперов живо откликался на .все по­литические события в стране, поэтому его сатира всегда была зло­бодневной. Дмитрий Сергеевич принимал активное участие и как исполни­тель и как режиссер-постановщик в таких этапных для развития со­ветского цирка представлениях, как пантомимы «Махновщина», «Мо­сква горит» по сценарию В. и др. Гневно и остро звучало слово Дмитрия Альперова в годы Вели­кой Отечественной войны. Прошло десять лет со дня преждевременной смерти замечатель-, ного мастера, а традиции Альперова продолжают жить в советском цирке и в наши дни.

. — С вами хочет познакомиться Альперов. Ему нужен новый репертуар. Зайдите к нему. В тот же вечер я отправился в цирк. Шел второй год Великой Отечественной войны. Вечерняя Москва в темноте, без умолку трещат трамвайные звонки, у прохожих в руках жужжат «вечные» фонарики — вспыхивают, освещают край тротуара и тут же гас­нут. С Трубной площади доносится голос Левитана: «Передаем важное сообщение...». Вхожу в цирк. Яркий свет сразу ослепляет глаза. Оркестр играет марш. Цирк заполнен до отказа, толпа гудит. Боль­шинство зрителей фронтовики — одни проездом с фронта, другие сразу после представления уедут на передовые. На манеже с репри­зой выступает Карандаш; перед микрофоном заливисто лает его черный Пушок. Карандаш хватает собаку под мышку, убирает ми­крофон и объявляет: «Речь министра пропаганды Геббельса оконче­на». Гром аплодисментов. Поднимаюсь на второй этаж — за кулисы. Как все здесь непо­хоже на кулисы театральные! По широкому коридору с отчаянным визгом носятся двое малышей и, споткнувшись, падают к ногам Клары Кох. Она в белом трико — скоро ее выход. Мимо в купальном халате проходит Ирина Буслаева, в руке у нее сковородка с шипя­щей яичницей — до ее выхода еще далеко.

. Тут же по коридору медленно прохаживается Григорий Рашковский, тихо напевая и на игрывая на банджо, — сегодня им будут впервые исполнены новые куплеты. Снизу раздается оглушительный бас Александра Борисовича Буше: — Фейертаг, на манеж! Где же вы? Фейертаг! Снизу поднимается худой Николай Никитин в крагах и с шам-барьером в руке — он уже свободен. Вся жизнь артистов проходит в цирке—на манеже или за кулисами. Читаю надписи на дверях. Вот она: «Альперов, Лавров». Стучусь. Навстречу мне выходит уже немолодой, довольно полный человек в клоунском гриме. Он широко улыбается и долго трясет мою руку, глаза у него совершенно мальчишеские. Это Дмитрий Сергеевич Альперов. Сразу же, не теряя времени, начинает разъяснять, что бы ему хотелось от меня получить. Альперов, как рыцарь своей даме, был верен традициям клас­сической клоунады. Без апачей, без обливания водой или без сажи на лице не проходило у него почти ни одно антре. Но никогда эти внешние атрибуты смешного не были для него самоцелью. В нем всегда жила и побеждала приверженность и к другой традиции. Альперов не представлял себе клоунады без хлесткой политической репризы. При всей своей традиционности он был очень совреме­нен, хотя и пытался иногда влить молодое вино в старые меха. Дмитрий Сергеевич с удовольствием участвовал в любой «не­традиционной» клоунаде, политической сценке, веселом параде. И все же это он еще не считал «номером клоуна Альперова». В тот же вечер в первом отделении он обязательно выступал со своим клоунским антре.

. Было ли то антре «Самовар», «Попугай» или что-либо другое, все строилось по одному, раз установленному сцена­рию. Сначала — выход Белого, диалог Белого со шпрехом, затем — одна-две репризы с Рыжим, или двумя Рыжими (иногда при участии шпреха) и, наконец, сама клоунада, причем — всегда сюжетная. Сюжетов про запас было у Альперова видимо-невидимо. Дома рукописей. Здесь были собраны все клоунады чуть ли не со времен царя Алексея Михайловича. Они были переписаны рукой его отца — клоуна Сергея Альперова, а дополнены Дмитрием Альперовым. Большинство этих клоунад были ими сыграны на манежах по­чти всех отечественных цирков. Очень жаль, если этот драгоценнейший материал останется необнародованным. Подавляю­щее большинство клоунских антре таково, что они могут жить вечно. Каждое из них представляет собой, в сущности, только каркас клоунады, а диалог может быть каждый раз написан заново и, следователь­но, быть всегда современным. Пожалуй, Дмитрий Сергеевич был единственным хра­нителем такого несметного богатства. А вытаскивал он сюжеты из-под спуда осторожно, по одному. К концу нашей первой беседы Альперов уже рассказывал мне сюжет клоунады, которую он хотел бы сыграть, — «Продажа гово­рящего попугая». Это очень характерная по своей традиционности клоунада. Сюжет ее таков. Белый клоун предлагает шпреху купить у него говорящего по­пугая, шпрех согласен. Выносят стол с клеткой, покрытой покрыва­лом. На стол надет черный чехол с прорезями. Идет торговля о цене. Белый не уступает, так как его попугай не только умеет говорить человеческим голосом, но может ответить на любой задан­ный ему вопрос. Сторговавшись, шпрех идет за кулисы за деньга­ми. С другой стороны манежа появляется Рыжий. Белый предлагает ему хорошо заработать. Дело в том, что говорящий попугай вче­ра издох, а этот, что в клетке, говорить совсем не умеет. Поэтому Рыжему придется забраться под стол и вместо попугая давать отве­ты на вопросы. Рыжий в восторге. Все ответы на заготовленные воп­росы написаны на большом рулоне бумаги. Происходит репетиция вопросов и ответов. Успевают прорепетировать только три ответа. Раздается голос шпреха. Надо спешить. Рыжий лезет под стол, но тут же вылезает обратно: «Там темно!» Белый дает ему зажжен­ную свечу. Все происходит в страшной спешке — голос шпреха все ближе и ближе. В это время под столом у Рыжего загорается рулон, артист с воплем, весь в саже выскакивает из-под стола. Рулон почти весь сгорел — остались только те три вопроса, которые уже известны. Белый загоняет Рыжего под стол в ту самую секун­ду, когда на манеже появляется с деньгами в руках шпрех. Но по­купатель согласен уплатить деньги только после того, как убедится в способностях попугая. При этом вопросы шпрех хочет задавать сам. Белый в отчаянии. Шпрех задает девять вопросов, но Рыжий на все дает только три оставшиеся у него ответа. На этом и по­строена клоунада. Под конец обман разоблачается и под веселую музыку клоунов прогоняют с манежа. Задача авторов состояла в том, чтобы в первую очередь найти эти три ответа. Они должны отвечать следующим условиям: 1) быть краткими (два-три слова); 2) быть ударными и смешными и 3) быть такими, чтобы их можно было соединять с различными вопросами и чтобы в каждом случае ответ был бы неожиданным, но не бес­смысленным. Ответы были найдены достаточно быстро: «Спасайся кто может!», «Кто следующий?» и «Пиши пропало!» Затем надо было найти вопросы для этих ответов. На это ушло несколько дней работы, перебирались десятки вариантов. Альперов был очень придирчив. Часть вопросов, вошедших в клоунаду, но­сила характер, снайпер, сняв фашистскую кукушку?» — ответ: «Кто следующий?» Или: «Что кричат немцы, увидев партизан?» — ответ: «Спасайся кто может!» и т. д. Часть вопросов была на бытовые темы, например: «Что гово­рит парикмахер, клиента?» — ответ: следующий?» Когда главное было сделано, можно было приступить к написа­нию диалогов. Диалоги между Белым и шпрехом, Белым и Рыжим должны не только развивать сюжет, но и содержать словесные ре­призы, Белый. Итак, ты согласен попугаем? Рыжий. Согласен. Белый. Помни, теперь вся ответственность. Рыжий. Значит, я буду ответственный попугай! (В руках у него появляется портфель, на носу — очки.) Однако по альперовской традиции одной клоунады для антре недостаточно. Нужно было придумать самое главное, без чего Дмит­рий Сергеевич на манеж не выходил, — одну-две выходные игро­вые репризы. Это оказалось труднее всего. Если клоунада имеет готовую сюжетную ткань, то реприза, длящаяся всего 1—2 минуты, должна быть придумана для каждого раза совершенно заново. Альперов великолепно знал и чувствовал не только, как нужно строить клоунаду, но и какой должна быть реприза. А реприза должна отвечать следующим обязательным условиям: 1) злободнев­ности, 2) лаконичности, 3) возможности использовать доходчивый реквизит, с помощью которого и обыгрывается текст; наконец, удар­ное слово в репризе должно быть в конце, а участвовать в репризе должны были два-три человека. Вот со всем этим пришлось долго помучиться. Рабочий день Дмитрия Сергеевича начинался рано. В девять часов утра, когда я приходил к нему на квартиру, он, уже позавт­ракав, сидел в роговых очках, смотрел, голову, на собеседника, находку. Работали мы до полуд­ня, после чего отправлялись в цирк на репетицию. Часов в пять Дмит­рий Сергеевич возвращался домой цирк, на представление. вечер, а участвовал в трех, во время школьных каникул, на елке, даже в четырех представлениях в день. Помимо этого, Альперов никогда госпиталях, частях, клубах. Бывало, дер­жась за сердце, тяжело дыша, он говорил: Сердце сдает. Не те годы. и отдохнуть, — уговаривал его. — Сделай хоть небольшой перерыв. —Перерыв? — вскакивал кресла, сердце. — Тогда-то умру. Ну, у меня тут еще дела. цирке увидимся. Однажды ранним утром, около семи часов, ко мне постучали. Заспанный, я отворил дверь и увидел на пороге Альперова. извини, — как всегда, широко, по-маль­чишески Сергеевич, — не разбудил? ли, мысль. Концовку «Попугая» мы строим не так. Есть бле­стящий ход! Он тут же стал рассказывать, что за «блестящий ход» придумал во время бессонной ночи. что нового? — спросил он, допуская мысли, что ра­боте. — Придумал репризу? и придумал. — Что ж ты мне сразу же не по­звонил? ну, рассказывай. Реприза в окончательном виде вы­глядела так. На манеже Белый — Альперов. Он только что закончил первую репризу со шпрехом. Из бокового прохода появляется Ры­жий — замечательный представитель этого амплуа, один из последних мо­гикан — Николай Лавров. У него два бидона — один, маленький, ви­сит на руке, а другой, огромный, ед­ва удается перетащить через барьер на манеж. Рыжий громко оповещает о своем появлении. В публике весе­лое оживление. Идет диалог: Белый. Что это у тебя? Рыжий. Молоко. присмотреть. У нее столько молока? (Показывает на большой бидон.) Нет. на маленький). Белый. А в том? Рыжий. В том (жест в сторону большого) деньги от продажи этого (жест в сторону маленького) молока. Надо учесть, что в те дни на соседнем рынке развелось очень много молочниц-спекулянток. Во всех афишах того времени указывалось, что авторами всего нашего репертуара являются двое — Альперов и Левшин. Это со­вершенно естественно и законно. Дмитрий Сергеевич был полно­ценным соавтором. Трудно различить, что придумано и сделано одним, что другим автором. Ни одной строчки для Альперова я не смог бы написать без его авторской подсказки, без его умения правильно повернуть ту или иную репризу. Наше содружество бы­ло очень тесным, и прав был Евгений Михайлович Кузнецов, в то время художественный руководитель Московского цирка, сказав не то в шутку, не то всерьез: Левшин разойдутся, ни один из боль­ше клоунады не напишет. Эти слова в дальнейшем оказались пророческими. Следует сказать, что во многом нашему успеху мы обязаны Е. М. Кузнецову. Он всегда шел нам навстречу во всех наших начинаниях, верил в нас и прощал нам многие ошибки. Благожелательность и мягкость Е. М. Кузнецова знакомы всем, кому приходилось с ним общаться. — Наш Версаль, — называл в шутку Альперов, В тот период Дмитрий Сергеевич работал на манеже бессменно с Николаем Лавровым. Позже к ним присоединился Калядин (Ми­шель). В антре участвовал шпрех Александр Буше, иногда Николай Костромин, принимал участие и Карандаш. На манеже Альперов и Лавров появлялись в традиционных ко­стюмах Белого и Рыжего клоунов. Альперов — в белоснежном с блестками костюме, с кружевными манжетами и жабо, в коротень­ких штанах с пуговицами ниже колен, в белых чулках и туфлях с бантами, на голове — откинутая назад шапочка-конус. Каза­лось, портного. На Рыжем, наоборот, — одежда не по мерке велика, сидит не­ряшливо. Длинные, в складках брюки, гигантские ботинки, чулки с широкими красными поперечными полосами, как на матраце. Под брюками, у щиколотки, на ремешке огромные часы-будильник. На голове непропорционально большая кепка, под ней — ры­жая, густая шевелюра. Она становится торчком, когда Лавров сни­мает кепку. обычным шагом, иногда даже чуть семеня, то шаг Рыжего — Лаврова — шаг великана. Лавров, сгибая колени, как-то очень смешно выбрасывает то одну, то другую ногу вперед, а руками при этом поддерживает штаны, словно боясь их потерять (иногда в конце клоунады это и происходит). Когда по ходу клоунады Лавров чем-нибудь очень доволен или, наоборот, очень рассержен, он вытягивает одну ногу, поднимает ее высоко вперед и преуморительно топает ею. При этом огромный носок его ботинка отскакивает от ковра, как резиновый мяч. Текст клоунады подавался своеобразно. Партнеры, разговари­вая между собой, не смотрели друг на друга, как это принято при общении актеров в театре. На манеже они находились на некото­ром расстоянии, иногда — в разных его концах. Слова свои они как бы перебрасывали через зрителей. Слово бросалось в публи­ку и, как своеобразный бумеранг, облетало партер, ложи, га­лерею и вновь возвращалось на манеж, но уже ко второму парт­неру. Ответ его по тому же пути возвращался обратно, к пер­вому. Публика как бы участвовала в диалоге клоунов. При этом ни одно слово для нее не пропадало. Этим очень сложным искусст­вом подачи текста с манежа Альперов и Лавров владели в совер­шенстве. Шел 1943 год. Много наших клоунад и реприз увидели фронто­вики в Московском цирке. Многие репризы расходились затем по другим циркам страны. Одна из таких популярных реприз связана с доблестными действиями нашей армии, ликвидировавшей в районе Сталинграда фашистскую группировку войск, так называемое ста­линградское кольцо. Как только в газетах появились сведения об этой победе, Альперов вышел на манеж со следующей репризой. Он выносил обычный детский обруч и задавал шпреху вопрос: «Где у кольца начало и где конец?» Шпрех отвечал, что у кольца нет ни начала, ни конца. На это Альперов возражал: неверно, так как для фашистов кольца и есть начало их конца. Сталинграде. Вспоминается другая реприза, очень хорошо актерски испол­нявшаяся Дмитрием Сергеевичем. Это было в том же 1943 году. В газетах все время печатались статьи по поводу задержки союз­никами Европе. Реприза игралась так. Перед выходом Альперова на манеже ставились в отдалении друг от друга две тумбы, на каждую клали по чемодану. Вслед за выходом Альперова на манеже появлялся шпрех. вас в чемоданах, Дмитрий Сергеевич? чемодане, Борисович, — письма, и до­стает письма). Замечательные, чудесные письма. Ими заполнен весь этот чемодан. А второй? Второй? чемодану, открыть.) открывается — английский замок заело! Под веселое оживление публики Альперов вынимает из принесенного мешка еще один чемоданчик — по­мятый, развалившийся. А это что за чемодан? — спрашивает шпрех. Трофейный, немецкий. Где же у него крышка? крышка. Ни одно событие на фронте не проходило мимо внимания Дмитрия Сергеевича. Он днем и ночью думал над репризами, клоунадами, пантомимами, прологами. Альперов жил цирком. Он родился в цирке и тво­рил в нем до последних дней своих. Всю свою жизнь отдал артист. В. ЛЕВШИН