Б. Манжелли - рассказы о моих питомцах. Павлин. Будильник. Хорошая память Борис Павлович Маяжелли — сын старейшего русского дрес­сировщика П. А. Манжелли. Около двадцати лет Борис Пав­лович выводит на арену дрес­сированных лошадей. Он хоро­шо изучил их повадки, при­вычки и возможности. Ниже мы публикуем три рассказа Б. п. Манжелли. Павлин В привольных степях Ставрополья, на пастбищах с густыми и сочными травами пасутся огромные табуны полудиких лоша­дей конного завода. Уже не раз цирковые конюшни попол­нялись жеребятами, вскормленными в предгорьях Кавказа, вспоенными чистой кубанской водой. В 1953 году отправился в те места и я, чтобы выбрать несколько молодых лоша­док для нового номера «Конное табло». Среди многочисленных косяков молод­няка, подобранных по масти и возрасту, мне понравились шесть светло-серых двух­леток. Пастухи стали отделять от табуна от­меченных мною лошадей. Я невольно за­любовался тем, как лихо скачут за моими будущими воспитанниками табунщики и как ловко выкидывают они свои лассо и арка­ны. «Вот бы поставить такой номер в цир­ке»,— подумал я, мысленно представляя это красивое зрелище на ярко освещенной арене... Мои мечты были прерваны чьим-то лег­ким прикосновением к плечу.

. Я обернул­ся и увидел за своей спиной очень смеш­ного взъерошенного и лохматого жере­бенка. Ты что? — спросил я его и протянул ему морковь. Забавный конек, съев с аппетитом мор­ковь, снова потерся мордой о мое плечо. В цирк просится! — сказал, смеясь один из пастухов, Куда ему, такому некрасивому! — возразил другой. Да... вид у этой лошадки был совсем не цирковой. Из-за пыли и грязи трудно было даже определить масть свалявшейся шерсти. Скатавшаяся, как пакля, челка за­крывала глаза, отчего лошадь все время моргала, мотала головой и казалась даже подслеповатой. Но жеребенок, видимо, и не собирался отходить от меня, поглощая одну за другой сочную, хрустящую мор­ковь. Все присутствовавшие были очень удив­лены. Ведь все лошади из табунов даже близко не подпускают к себе людей. Ло­шади табунов не знают ни упряжки, ни седла, ни простой уздечки, и, прежде чем начать их дрессировать, их надо еще укро­щать, как диких животных. Мне понравилась доверчивость и общи­тельность жеребенка. Я подумал, что эти качества пригодятся в дрессировке, и ре­шил взять его. Когда молодых лошадей привезли ко мне в Ростовский цирк и тщательно вымы­ли и вычистили, оказалось, что маленький конек точно такой же масти, как и все остальные жеребята. У него был очень кра­сивый и пушистый хвост, и я назвал его «Павлином». Уже первые репетиции на арене под­тверждали, что я не ошибся в выборе. Павлин показал себя смышленым и способным учеником. Он быстро освоился с незнакомой обстановкой, привязался ко мне, научился различать мой голос и ходил за мной следом, как собака.

. На репети­циях я ставил его первым в шеренге лоша­дей, и Павлин смело вел их за собой во всех построениях. Теперь Павлин, Бой, Соболь, Гарри, Бе­дуин и другие стали полноправными участ­никами моей конной труппы. Они участву­ют во всех номерах, выполняют мои при­казания, строятся в пирамиды, вальсируют и, преодолевая инстинктивный страх перед огнем, прыгают через огненные барьеры, Я очень доволен всеми ими и особенно «Павлином». Трудно в этом холеном бело­снежном шестилетнем коньке в красивой сбруе и нарядном султанчике на голове узнать взъерошенного и лохматого жере­бенка, который так доверчиво подошел тогда ко мне в степи. Спит цирк. Тихо в слоновнике, в клет­ках с тиграми, львами, медведями. В полу­мраке арена, конюшни, коридоры. Вдруг тишину раннего утра нарушает пронзительное требовательное ржание ло­шади. Это проснулся «Герой» — старейший тридцатилетний «артист» моей труппы. Вот уже двадцать восемь лет прошло с тех пор, как в конюшню Московского цирка привезли двухлетнего жеребенка зо­лотисто-рыжей масти, названного «Героем». За долгие годы своей работы на мане­же «Герой» был всегда послушным, испол­нительным и участвовал в самых разно­образных номерах: качался на качелях, хо­дил на задних ногах, возил кабриолет. Сло­вом, был рядовым «артистом» в труппе, ничем особенно не выделяясь среди ло­шадей в дрессировке. Прославился «Герой» другим: своим удивительным чувством вре­мени. Ежедневно, словно по самым точ­ным часам, ровно в семь утра раздается его ржание. Услышав его сигнал, просы­паются и другие лошади. Начинают нетер­пеливо бить копытами, шарить по кормуш­кам, требуя завтрака. На шум в конюшне откликаются дрессированные звери и жи­вотные в соседних помещениях.. — Проснулся, «Будильник»! — недоволь­но ворчит конюх, любящий поспать,— за­кукарекал, петух! А обитатели цирковой конюшни и их соседи, наверное, рады. Благодаря «Герою» они всегда вовремя, точно по часам, полу­чают свой завтрак.

. Есть в моем репертуаре номер, кото­рый называется «Лошадь в ресторане». Все роли в нем исполняют дрессированные ло­шади. Рыжий конь «Вильнюс» играет «при­езжего». Он сам открывает дверь в «гости­ницу», подходит к накрытому столу и уса­живается на стул. Затем он звонит в коло­кольчик, на звук которого выбегает «офи­циант». Роль расторопного официанта ис­полняет белоснежный «Горностай», Он по­является на арене в нарядном передничке и накрахмаленной наколке на голове. Одну за другой он приносит и ставит на стол перед «Вильнюсом» кастрюльки с ужином. В кастрюльках сладкая морковь, сахар и лучшее лакомство лошадей — хлеб, по­сыпанный солью. После того как «приез­жий» посетитель «ресторана» поужинает, «Горностай» убирает со стола всю посуду, а «Вильнюс» идет в другую сторону мане­жа, представляющую собой номер в го­стинице. Там стоит настоящая «лошадиная» кровать с огромными подушками, просты­ней, периной, одеялом. Рядом с кроватью тумбочка с горящей свечой. «Вильнюс» са­мостоятельно сначала садится, а затем ло­жится в кровать, кладет голову на подуш­ку. Затем он дует на свечу, тушит ее и за­сыпает. Обе лошади охотно «разыгрывают» эту сценку. И не только послушно проделыва­ют то, что я им приказываю, но проявляют свою «сообразительность» и память. Как-то во время репетиции, когда «при­езжий» уже лежал в постели, я помог ему натянуть на себя простыню и накрыться ею. Вильнюс охотно повторял этот трюк впоследствии, натягивая на себя не толь­ко простыню, но и одеяло. Он отлично за­помнил эту деталь, всегда вызывающую смех зрителей. Иначе проявил себя после номера «Гор­ностай». Однажды за кулисами цирка раз­дался сердитый голос работницы Маши: Где кастрюлька?.. Кто взял кастрюль­ку? Только поставила ее с мясом и костями для собак, обернулась — и нет ее. Кто взял? Виновных не нашлось. Тогда у меня слу­чайно мелькнула догадка. Ни слова не го­воря, я направился в конюшню и прошел прямо в денник к «Горностаю». Так и есть! Пропавшая кастрюлька с нетронутым мясом и костями была там. «Горностай», проходя с прогулки мимо стола, где готовилась пи­ща собакам, увидел точно такую же ка­стрюльку, какую выносит он на манеж в роли официанта, и решил захватить ее с собой. Я извинился перед Машей за «Горно­стая», а «воришка»... получил от меня слад­кую морковь в награду за хорошую память. Литературная запись Е. Жаровой Журнал «Советский цирк» июнь 1958 г.