На основании этого зритель делает заключение, пригодны ли они для дальнейшего использования в построении номера, модели или их следует заменить другими. По этой причине зритель в состоянии помыслить символический порядок, представленных в номере положений и смыслов, то это потому, что он уже в этот порядок включен. Он сумел встроиться в этот порядок в качестве личности, благодаря возможности собственной связи с себе подобным - артистом. Таким образом, происходит схватывание зрителем некоей последовательности себя самого в артисте, означающее событие. Зритель, наблюдая за действиями артиста, начинает мыслить самого артиста как себя самого, накладывая его действия - реальные на действия себя самого - возможные. Артист - это тот «другой», к которому привязан зритель настолько сильно, что происходит самоотождествление. Собственное «Я» зрителя находит не себя в артисте, а его в себе, меня - зрителя подталкивающего, подталкивающего для утверждения и гарантии собственной артистической истинности. Зритель часто теряется в представленном лабиринте символов. Его жажда истины утоляется только в выявлении самой структуры и в этом сладострастном распутывании паутины символов, из которых он стремится вырваться и насладиться постигнутыми знаниями.

Сам язык цирка - трюк как «солнечный зайчик» играет в цирковых номерах, в них он себя выговаривает, т.е. предстает как язык, на котором говорит артист со зрителем и он же, как бы сам, говорит с артистом. И тогда произведение циркового искусства может функционировать, что-либо значить и обретать вес в глазах зрителя, если оно понято им. Отсюда появляется необходимое главенство трюка в цирке, как языка, созидающего автономное пространство номера, некую его конфигурацию, в которой время артиста и время воспринимающего зрителя сливается воедино с целью истолкования представленного номера, артист своими кодами, зритель своими познаниями. Трюк в этой связи предстает не только как язык цирка, но и как описательный фактор в форме игры на различных пространственных смещениях, где значения есть не только наполнение пространства, но и его чистое отношение к этому пространству. Это отношение обязательно должно иметь индивидуальную окраску. Поэтому в цирке часто артист предстает не только как объект познания, но и как субъект радикального опыта, в результате, которого он достиг определенных результатов. Трюк-язык приобретает свой языковый опыт, не переводя свой язык на язык другого опыта, так как он сам являет собой специфический опыт. Трюк, это такой опыт, в котором сознанию зрителей открывается суть его собственного бытия как невозможность его утраты. Проявление бытия в цирковом опыте вторит его проявлению в опыте своего феноменологического «Я». Все это происходит и выявляется в процессе движения на пути созидания смыслов и к открытию фактов. Свойственное артисту бытие в мире цирка, есть его проживание в языке-трюке, т.е. не растворение бытия в языке-трюке, а понимание языка-трюка как способа бытия. В этом бытии обнаруживается любое сущее, внутрь которого артист помещен, с целью передать зрителю специфическую информацию, представленную в закодирован. Сам же код в цирке певставляет собой систему вероятностей, предназначенную для сужения изначальной равновероятности и способствует процессу творческого отбора фактов реального мира. Различные коды, выраженные в пластической форме, соединяются в различные формообразования номера, которые, в свою очередь, влияют на формирование пластических форм. Код наделяет пластическую форму смыслом, которая первоначально этим смыслом не обладала, в результате, они становятся означающими.