Парные коверные БИМ-БОМ в свое время были известны не только в России. Их знали и любили в Западной Европе. Бим и Бом работали в самом дефицитном жанре клоунады - музыкальной эксцентрике. Их номера отличались жизнерадостностью, изяществом, тонким юмором. И если Бом в яркой паре периодически менялся, то Бим, создавший этот единственный в своем роде номер, оставался всегда одним и тем же: речь идет о народном артисте РСФСР - Иване Радунском, отдавшем манежу более 60 лет своей жизни.

Пик славы Бима и Бома приходится, несомненно, на 1891-1892 годы. Сегодня нам почти невозможно представить, как в далеком XIX веке жили цирковые артисты. К счастью, классик был прав: рукописи не горят. Во всяком случае, записки Ивана Степановича Радунского, написанные им аккуратным гимназическим почерком, не сгорели, чудом сохранившись в одном из цирковых архивов.

Старый Бим владел пером мастерски, и на бумаге так же талантливо создавал картинки и образы людей своего времени, как на манеже. В этом легко убедиться, прочитав публикуемые сегодня выдержки из первой части его «Записок».

«Я родился в 1872 году в Вильно, в семье ремесленника. Когда мне было два года, родители переехали в Петербург. У меня с детства был хороший слух и недурной голос, я страстно любил музыку и пение, мог часами слушать игру шарманщиков и пение уличных певиц. Меня приводила в восторг универсальная игра уличных музыкантов, которые одновременно одной рукой вертели ручку шарманки, другой били в барабан, ногой дергали за веревочку, привязанную к медным тарелкам, и трясли головой с надетыми на нее колокольчиками.

Это было непостижимо! Человек-оркестр! Когда работавшие с шарманщиком певица, танцовщица или акробат обходили со шляпой «почтеннейшую публику», я всегда опускал в шляпу всю свою медную наличность, отдавая посильную дань первым артистам, с которыми мне пришлось встретиться на заре моей юности.

Недалеко от мастерской моего хозяина (в 12 лет Ивана Радунского отдали на обучение к золотых дел мастеру. - Е.Ч.), на Невском проспекте, помещался так называемый «Американский музей Ленца». Кроме обозрения редкостей за ту же плату для посетителей музея на специальной сцене давались представления, в которых выступали артисты различных жанров. Любимыми моими артистами были музыкальные клоуны Алекс и Шантрель, искусство которых вскружило мне голову... Алекс, как мне тогда казалось, чудесно играл на миниатюрной гармонике, величиной со спичечную коробку. Он вынимал этот замечательный музыкальный инструмент из жилетного кармана, Шантрель аккомпанировал ему на гитаре. Затем оба играли двумя смычками на одной скрипке. Потом артисты надевали на головы, руки и ноги бубенчики и исполняли русские народные песни...

Под впечатлением работы этих артистов я решил сделаться музыкальным клоуном. Вбив себе это в голову, я с упорством начал готовиться к новой карьере.

У меня появились всевозможные дудочки и пастушьи рожки. Я приобрел пивные и винные бутылки и, наполняя их на разный уровень водой, настроил эти бутылки так, что получилась октава.

Затем я подобрал полторы октавы хорошо звенящих цветочных горшков разной величины. Должен сказать, что подбирать по звукам цветочные горшки было чрезвычайно трудно. В поисках такого «музыкального инструмента» я вынужден был заходить в посудные лавки Сенного рынка и с видом заправского покупателя просить, чтобы мне показали самые разнообразные цветочные горшки... Для того чтобы найти подходящий, приходилось пересмотреть и выстукать все имеющиеся в лавке... Бывали случаи, когда я не мог подобрать ни одного, и меня с руганью выгоняли, а порой и выталкивали из лавки.

Вслед за этим я подобрал по звукам березовые поленья, из которых сделал вязанку дров. Раскладывая их, играл деревянными молоточками. Родители мои были категорически против таких музыкальных экспериментов... Приходилось всячески изворачиваться и одновременно готовить репертуар, который состоял главным образом из популярных русских народных песен и танцев.

Однажды мать подарила мне на день рождения целый рубль. Я давно мечтал побывать в цирке Чинизелли и вот получил возможность осуществить свою мечту.

Я - в цирке! Дешевые места второго яруса были совершенно отделены, так же как и стоячая галерея, от лож и партера. Огромная вместимость, роскошь отделки, художественно расписанный купол, хрустальные люстры, заливавшие ярким светом все необъятное пространство, - все это, вместе взятое, захватило меня, и я сидел как зачарованный... Но вообще обо всем на свете забыл, когда на арену вышли клоуны. С горящими глазами и бьющимся сердцем смотрел я на выступление Танти-Бедини.

Талантливый клоун Танти-Бедини первым показал на арене дрессированную свинью, которая танцевала вальс, прыгала через огненные обручи, стреляла из револьвера, ходила на задних ногах!..

...Посещения цирка Чинизелли стали неотъемлемой частью моего существования. В то время на артистов, а особенно цирковых, смотрели весьма осуждающе, и семьи, из которых кто-либо уходил в артисты, считали себя несчастными и опозоренными.

Мой отчим заявил, что не потерпит, чтобы в его доме завелся артист... Однажды, воспользовавшись отсутствием матери, уехавшей на несколько дней из Петербурга, отчим в категорической форме приказал мне собрать вещи и ехать вместе с ним на вокзал... По приезде на вокзал он купил мне билет 3-го класса до Одессы, дал на расходы 10 рублей и угрожающе предупредил, чтобы я не смел писать домой до тех пор, пока не сделаюсь человеком...

Я вступил в жизнь пятнадцатилетним мальчиком, выйдя на перрон одесского вокзала с корзинкой в руке и мешком за плечами. Не имея ни знакомых, ни родных, в чужом городе. В один из дней, бродя по городу, я забрел в сад пивоваренного завода «Енни». Здесь по воскресеньям выступали артисты различных жанров: хор русских песенников, куплетисты, певцы, акробаты... Я внимательно просмотрел всю программу и, убедившись, что в ней нет музыкальной эксцентрики, набрался смелости, зашел в контору директора сада и предложил свои услуги... Мне повезло, директор, к моему удивлению, согласился дать мне пробное выступление...

Не помню, как я вышел на сцену... Невероятно волнуясь, я сыграл на цветочных горшках какую-то популярную мелодию, после этого рассказал какую-то смешную историю, сыграл на бутылках, наконец, станцевал камаринского, одновременно аккомпанируя сам себе на деревянной дудке... После каждого моего номера публика усердно хлопала и кричала: «Бис! Браво!» Так я стал артистом.

Лето прошло, как во сне. Подошла осень. Закрылся сад «Енни».

Я перезнакомился со всеми артистами и, несмотря на разницу в возрасте, очень сдружился с одним из них - таким же одиноким и бездомным человеком, как и я, часто ночевавшим вместе со мной под гостеприимной кровлей садовой гардеробной и разделявшим со мной нужду и голод. Геркулес, или «человек со стальной челюстью» (так именовался в афишах мой новый друг Иван Игнатьевич), был невероятно силен, но отличался очень добрым и тихим характером. Геркулес предложил мне совместно с ним работать по дачам Ланжерона (пригорода Одессы). Я согласился, другого выхода все равно не было. Стояла сухая осень, и мы отправились на гастроли... Так началась для меня жизнь бродячего артиста.

Кое-как мы кормились, ночевали где придется: в сараях, в покинутых дачах, а то и просто на скамейках, под открытым небом. В то время я познакомился с бродячей труппой польских акробатов Яна Фельке. Эта труппа, состоявшая из пяти человек, разъезжала самостоятельно по местечкам и селам, пробираясь от места до места иногда на телегах, а большей частью пешком, и выступала на ярмарках и базарных площадях. Основным номером была партерная акробатика... Фельке предложил мне вступить в состав труппы на условиях оплаты по одному рублю. Я обрадовался этому предложению и с удовольствием дал согласие.

Мы ходили по маленьким местечкам и выступали на базарных площадях, предварительно обтягивая место выступления канатом (место таких выступлений у артистов называлось «фрай»). После представления артисты обходили зрителей с кружками и собирали деньги.

Претерпевая лишения, недоедая, холодая, мы добрались до города Оргеева. Поздняя осень уже наступила, шли беспрестанные дожди, и наши сборы день ото дня падали. В Оргееве в это время некто Мишель строил цирк. Это был старый цирковой артист, исполнитель номера с лестницей. Лежа на специальной подставке, Мишель балансировал на ногах высокую лестницу, на вершине которой его дочь Софья проделывала акробатические упражнения.

Летом Мишель с дочерью и двумя учениками странствовали по захолустным городам и селам. Зимой он ухитрялся находить неопытных и доверчивых меценатов, которые давали ему деньги на постройку временного цирка в надежде на этом деле поживиться. Для таких цирков Мишель набирал обыкновенно безработных артистов, соглашавшихся работать на самых кабальных условиях. В большинстве случаев цирки прогорали и между потерявшими деньги меценатами и Мишелем разыгрывался скандал.

Я предложил Мишелю свои услуги, и он принял меня за очень скромную разовую плату... В ноябре состоялось открытие цирка. Цирк Мишеля был первым профессиональным цирком, в котором мне довелось выступать, и это обстоятельство имело для меня огромное значение. Во мне укрепилась уверенность в том, что я наравне с другими артистами могу работать на цирковой арене...

Наступили холода. Сборов не было. Мишель никому не платил. Вся труппа в буквальном смысле слова голодала и влачила жалкое существование, как и десятки ей подобных цирковых трупп во всех углах России.

Я решил бежать.

Ночью вынес из цирка все свое имущество и отправился пешком в Кишинев, до которого было 45 верст... Я добрался туда усталый, голодный, без гроша в кармане. Чтобы прокормиться, стал работать в трактирах и ресторанах. Мои выступления имели у публики успех, и это наполняло мою душу гордостью...

В это время в Кишинев приехал агент по найму артистов для выступления в одесских балаганах в дни рождественских праздников. В одном из трактиров он услыхал мою игру и предложил поехать с ним за сказочное, как мне показалось, вознаграждение. За время с 25 декабря 1889 года по 6 января 1890-го, мне было предложено 75 рублей! Правда, я обязан был выступать по 9-10 раз в день, но это меня не смущало. Я был молод, здоров и любил свою работу.

В конце лета 1890 года я вернулся в Петербург, приехал туда артистом, уже имеющим двухлетний стаж успешной работы. Мне было в ту пору 18 лет. Мое возвращение вызвало бурную радость матери, считавшей меня погибшим. Отчим резко заявил, что я мог бы и не возвращаться. Несмотря на уговоры матери, я продолжал заниматься своим любимым делом.

Выступая по вечерам и днем в Васильевском саду, я усиленно репетировал и готовил новые номера. Но работа соло-клоуна меня уже не удовлетворяла. Мне хотелось создать разговорно-музыкальный клоунский дуэт... Как это часто бывает, помог случай. Однажды я зашел в шляпный магазин на Невском. Занимавшийся со мной молодой приказчик, узнав, что я артист, обрадовался, рассказал о своем увлечении музыкой и страстном желании стать артистом. Этот молодой человек - обрусевший итальянец Феликс Кортези - мне очень понравился.

Выяснилось, что Кортези играет на мандолине, гитаре, концертино и трубе и обладает недурным лирическим тенором. Я предложил Кортези работать со мной в номере «Музыкальные клоуны», и на следующий же день мы приступили к репетиции...

После первых двух-трех репетиций я убедился, что Кортези, помимо всех его музыкальных качеств, обладает исключительным природным юмором, что представляло особую ценность для нашего номера. Когда номер был отрепетирован, мы сшили себе клоунские костюмы и решились показаться агенту посреднического бюро. Агенту мы очень понравились, и через две недели мы, начинающие артисты, впервые получили ангажемент в Тамбов - в знаменитый цирк Максимилиано Труцци...

...Спустя месяц, отработав у Труцци, - новый ангажемент, в Крестовский сад в Петербурге. И здесь, в Крестовском саду, в июне 1891 года, мы избрали себе псевдоним БИМ-БОМ, соответствующий сути нашего номера. С этим псевдонимом мы и были ангажированы на весь зимний сезон в цирк Сципионе Чинизелли. Сам этот факт доказывал, что наш номер вызвал у директора большой интерес, поскольку Чинизелли почти всегда отдавал предпочтение иностранцам...

...На цирковой арене я проработал в общей сложности шестьдесят лет, начав так, как описал это, испытав участь уличного артиста, выступающего по дворам под аккомпанемент шарманки и в балаганах. Позже - участвовал в представлениях лучших цирков России и Западной Европы...

Лучшие русские клоуны несли в народ радость, они издевались над «сильными мира», и за это народ любил клоунов. А разве может быть большее счастье для артиста?